сомнений, но и нерешительности на нем нет. Она тверда, совершенно спокойна и ни капли не смущена. Ее губы чуть сжаты.
Так чувственно.
— Отчего в голове не растут цветочки, а растут они в траве и на каждой кочке… — напевая, протягивает к ней руку,
чтобы тронуть каштановые волосы, но Рада резко откидывает ее от себя.
— Хорошо, — соглашается.
Он, впрочем, в этом и не сомневался — что она согласится. Его темный взгляд скатывается вниз, к ее ногам.
— Юбку надень.
— Гера, облезешь, — повторяет она, разворачиваясь спиной.
— Пиастры, пиастры, — вполголоса бубнит он, шагая за ней по пятам, — и дублоны, и фунты стерлингов, не говоря уж о
гинеях…
— Чего? — оборачивается Рада.
— Говорю, как вспомню, сколько золота, которое мы добыли честным разбоем, Флинт зарыл на острове, так дурно
делается, — громко добавляет он, останавливаясь перед стеной, увешанной каким-то грамотами и дипломами. Доска
почета, куда деваться.
Дружинина смеется и скрывается в комнате.
Дурно ему делается в этой квартире. Столько лет прошло, а ничего не изменилось. Вроде и мебель другая, а все по-
прежнему — все в стиле дворцовой классики. Наборный паркет, ёпрст. Как в музее. Мавзолей, бл*ть. Только этого не
хватает, который живее всех живых.
Артём шарит взглядом по стенам в надежде увидеть семейные фотографии, но не обнаруживает ни одной.
Через пару минут Рада выходит из комнаты. Такая красивая. В шортах. Ладно и так сойдет. Ноги-то видно. Шорты
классического покроя, до середины бедра, со стрелками. Черные. Шикарно. И черная блузка, спереди расшитая пайетками.
Та белая рубашка, в которой он первый раз ее видел, не была такой обтягивающей, а эта обрисовывает каждый изгиб.
Мать твою, как теперь успокоиться…
Дружинина надевает сапоги на высоких шпильках. Ее длинные ноги становятся еще длиннее, мышцы приобретают
привлекательный женственный рельеф.
У него начинают зудеть ладони от желания дотронуться до нее. Прижать к себе.
— Гера, отомри, — небрежно говорит она и тянется за пальто, которое до этого бросила на банкетку.
Гергердт сам накидывает пальто ей на плечи, не выпуская из рук бежевую ткань, чуть притягивает к себе. Касается губами
щеки.
— Я пока тебя до кровати доведу, сдохну.
Рада не подает виду, что хоть как-то взволнована этим жестом, ждет, пока Артём отпустит. Когда он отстраняется, она
мягко, но холодно улыбается и окидывает его высокомерным взглядом.
— Люблю мужчин в пиджаках. — Застегивает внутреннюю пуговицу, запахивает длинное пальто и затягивает пояс. — Они так
прилично выглядят.
Гергердт надевает свое пальто. Строгое, черное. Сгибает локоть, предлагая руку.
Умереть не встать. Она очарована.
Дружинина усмехается и выталкивает его за дверь.
— Подожди, я сейчас.
Перед тем как уйти, заглядывает к отцу в кабинет.
— Пап, я пошла.
— Хорошо отдохнуть, — желает, не поднимая головы. Уже зарылся в бумагах. Кажется, сейчас прибавит «не задерживайся».
— Я не долго. Сколько он меня ждал?
— С полчаса.
— О чем вы говорили?
— О разном.
— Например.
— Например, — вздыхает отец и поднимает взгляд, — например, о проблеме публикационной активности российских ученых.
— О чем? — удивляется Рада. — Ладно, я пошла.
Ей не приходит в голову как-то оправдываться. И абсолютно все равно, какую версию «случайной встречи» выдал Гера
отцу. Хотя для интереса можно спросить. Отец давно уже не задает лишних вопросов. Даже неожиданное появление
мальчика из прошлого в их квартире едва ли стало для него шоком.
У подъезда их ждет «Майбах».
Круто. Красиво жить не запретишь. Так вот на чем Гера сегодня прикатил, потому она и не узнала, что дома ее ждут гости.
Номера джипа Рада запомнила. «ЕК 666 Х». Ну, разумеется. «Еду Как Хочу».
— Ты выбрал место, или я могу предложить свой вариант?
— Конечно, — кивает Артём. — Мы может поужинать там, где хочется тебе. Мне все равно, — на губах сверкает усмешка, —
можем и в подъезде пива попить.
Рада ухмыляется, при этом пребывая в полной уверенности, что Гера говорит это совершенно серьезно. Это в его духе.
Ладно, сегодня она точно не намерена проверять его на вшивость. Ресторан так ресторан.
Она называет ему место и получает согласие.
Водитель мягко и уверенно трогает машину с места.
Конечно, Гергердт ляпнул про подъезд для острого словца. Но в голову лезут воспоминания из детства. Не раз она видела
его сидящим на лестнице. Он ждал Кучку с работы, — мать тогда уже умерла. Наверное, ключи потерял от квартиры. Так она
тогда думала.
Гораздо позже Рада узнала, что ключей у Геры не было. Он приходил со школы в обед и до вечера слонялся на улице. Или
сидел в подъезде. Она стала звать его к себе. Он не хотел, упрямо отказывался, а потом согласился, — все-таки сидеть в
комнате на кровати удобнее, чем в подъезде на ступеньках лестницы. Рада наливала чай, делала бутерброды с колбасой и
сыром, и была самая счастливая. А он смеялся и решал ей задачки по математике. Но однажды мама пришла раньше и
застукала Артёма у них дома. Случился скандал. Потом Рада долго плакала. Ей было ужасно стыдно. Но не за то, что она
привела в дом Геру, а потому что Гера все слышал. Не мог не слышать: мама отчитывала ее в соседней комнате. С тех пор
он не переступал порог их квартиры. С тех пор Рада стала дружить с ним еще теснее. А Гера стал давать ей еще больше
ирисок. Они из ее карманов не выводились.