— На последние застегни.
— На последние с какой стороны?
— Гера, откуда столько проблем? Застегни уже мне лифчик как-нибудь, — раздраженно выдыхает Рада. Никак она не может
избавиться от неловкости. Но это надо сделать. Для себя она решила, что надо, уверенная, что это маленькое преодоление
себя ей чем-то поможет. И станет ей немного легче.
Артём застегивает крючки белоснежного бюстгальтера, но руки не убирает. Теплые пальцы касаются ее спины, мягко
скользят вверх по линии позвоночника и обратно.
— Лямки поправить? — забавляется он, улавливая движение Рады. Она чуть передергивает плечом, поддевает пальцем
правую бретельку.
— Да, правую подтяни вверх. — Глубоко вздыхает, успокаиваясь, и улыбается, глядя в отражение на сосредоточенное лицо
Артёма. Чувствует, как аккуратно действуют его руки. Ни привычной порывистости и наглости, ничего дерзкого нет в его
прикосновениях.
— Гера, ты просто создан, чтобы возиться с лифчиками, — сдавленно смеется и закусывает губу.
— Сам себе удивляюсь.
— Видишь, сколько в тебе еще есть скрытого и не познанного.
— Не говори, сплошные таланты, — вздыхает он, смотрит на ее спину, чуть подтягивает левую лямочку тоже. Для верности.
— Ну как? — спрашивает она и ждет, пока он поднимет взгляд.
Но его взгляд сначала скользит по плечу, опускается в глубокую ложбинку.
Ее грудь реагирует на этот взгляд ощутимым напряжением в сосках.
— Нет, — Артём смотрит на нее в зеркало, притягивает к себе, обхватывает талию, смыкая руки в замок, — без него лучше.
— Это понятно, — отзывается Дружинина, краснея, но не от смущения. Какое-то другое топит ее чувство. Что-то радостное и
нежное охватывает все тело. От кончиков пальцев до макушки. Что-то горячее сковывает, когда Гергердт обнимает.
— Может мне магазин лифчиков открыть? — ухмыляется он, склоняясь к ее плечу. Двигается по нему губами, замирает на
шее, но не целует, а крепко прижимается, вдыхает запах кожи, крепче прижимает ее стройное тело к себе. Рада в ответ
только усмехается, не зная, как поддержать эту шутку. Или не шутку. — А то я все машинами спекулирую, и мне мои
менеджеры постоянно втирают: кризис в стране, не продаются сейчас мерседесы. Кризис не кризис, но уж если не на
мерседес, то на лифчик-то баба все равно мужика разведет, да?
— Да, — смеется Рада. — Без лифчиков нам никак. Так, все, давай следующий.
— Давай.
Точно. Гера точно всю жизнь только и делал, что лифчики расстегивал. Рада и вздохнуть не успевает, как он справляется с
крючками и оставляет ее голой. И руки его, снова обретая знакомую смелость, обхватывают грудь, сжимают не грубо, но
жестко. Совершенно по-собственнически. И видно, какое это доставляет ему наслаждение. По его лицу видно, по
срывающемуся дыханию слышно. По нетерпению, которого, впрочем, не видно, но оно чувствуется, ощущается обнаженной
Радкиной спиной и раздраженной кожей. Кожа вся, к слову, в мурашках. Потом легче. Потом он гладит ее. Горячими
ладонями. Разворачивает к себе и гладит. Начиная с живота, от самого пояса джинсов ведет руками вверх, будто втирает
какой-то бальзам. По груди, по плечам. Целует, заводя свои руки за ее спину. Целует губы. Не накрашенные, мягкие,
раскрывающиеся. Они сладкие, отдающие всю нежность. И желание. Она вся в желании. Отвечает. И в страсти. У нее
горячие ладони. Она обнимает его спину. Цепляется за плечи…
У него кружится голова. Он хочет ее так, как еще никогда не желал до этого. Почему здесь, сейчас, в этой примерочной
возникло такое сумасшедшее желание, не знает. Как тут можно что-то знать? Руки ничего не понимают, кроме прикосновения
к ее коже, губы ничего – кроме ее губ.
— Артём, остановись, у нас еще пятнадцать лифчиков.
— Да ну их нахрен. Мне одного хватило.
— Ты сейчас возбудишься, что я потом с тобой делать буду?
— Вообще глупый вопрос: что потом со мной делать.
— Ты, по-моему, вообще забыл, где мы находимся.
— Забудешь тут…
— Все, отпусти, — пытается освободиться от его рук. Но Гера настойчив.
— Я сейчас отвалю этим продавщихам сумму их дневной выручки, так они магазин закроют еще и у дверей покараулят, чтобы
никто не ломился, и мы с тобой испробуем все примерочные. Хочешь?
Дружинина сдавленно смеется, с трудом сдержав чуть не сорвавшееся в ответ «хочу». Да, хочет она переспать с ним в
примерочной.
— Отстань, говорю. Дома… — Ее джинсы уже расстегнуты и почти сняты. Вместе с красными трусиками. — Гера, ты
животное. Потерпи до дома...
— Дома в юбке.
— Ладно, в юбке. Хорошо, в юбке! — спешно соглашается, лишь бы только он убрал руки.
И он убирает. Отпускает ее. Она торопливо застегивает джинсы, стараясь подавить в себе желание натянуть следом кофту и
оставить эту затею с покупкой белья. Но мучает Раду не смущение, а неловкость физическая: слишком сильно возбуждение,
чтобы спокойно закончить примерку. Какое тут спокойствие, когда впору скинуть все с себя и сексом заняться прямо в
примерочной. На секунду ей даже представляется, как это могло бы здесь быть.
Интересно, а Гера, правда, сделал бы, как говорит, или это только слова?
Тут же ловя в зеркале горящий взгляд Артёма и видя его напряженное лицо, Дружинина понимает: нет, не слова это, он легко
бы выполнил свое обещание.
Снова с языка так и рвется крамольное «хочу»...
— Артём, помоги, — вздыхает она, надевая очередное кружевное чудо. — Или ты хочешь за дверью подождать?