результатом. Плохо. Тормозит Валера.
— Ты там сказал своим гамадрилам, чтобы не трогали ее, не подходили?
— Сказал.
— Хорошо. Валера? — зовет вкрадчиво. Говорит, выдыхая дым: — Найдешь ее быстро – будет тебе премия. Не найдешь,
случиться с ней что-нибудь, – убью нах*й. Понял?
— Понял, Артём Андреевич. Найду.
Иванов все понимает. Действует четко, слаженно. А вот бабка его, сука старая, ни хера не понимает. Сказал же: с Радки
глаз не спускать! Она и не спускала. Пока Дружинина у него дома была. А потом взяла и выпустила ту из квартиры. Как я,
говорит, ее удержу.
Люди Гергердта уже шерстят забегаловки. Найдут они Радку все равно. Рано или поздно найдут, но поздно нельзя.
Артём выпивает кофе, выкуривает половину сигареты. Поднимается наверх, чтобы сменить одежду. Не прекращает
набирать номер Рады. Проходя мимо спальни, слышит виброзвонок. Тот доносится из-под одеяла. Круто! Радкин телефон,
оказывается, лежит у него в кровати. Она забыла его. Да, у нее точно крыша поехала, раз она забыла телефон. Видать, так
свалить хотела, что про все забыла.
Гера садится на кровать и берет ее сотовый в руки. Роется в телефонной книжке, просматривает контакты. Да, может,
общаться Радка со всеми перестала, но контактов у нее в телефоне до хрена и больше. Как теперь среди этого сброда
Наталку найти? Как там она ее называет? Кузю эту гребаную.
Вот. Находится какая-то «Наталка». Так и записано. Может, это она.
Набирает ее номер, звонит со своего телефона.
— Это Гергердт, — представляется по фамилии. Имя эта идиотка может не запомнить. Или перепутает, не поймет, кто. Но
фамилию точно узнает. Если Радка сама не скажет, то Кузька все равно разведает. Не оставит это без внимания. Таких все
интересует: кто, что, откуда.
— А-а-а, — пьяно протягивает она. Кузя! — Артём…
— Рада с тобой?
— Со мной, — булькает в трубку пьяным голосом.
— Дай мне ее.
Но сказать что-то Раде он не успевает. Даже спросить, где они с Кузькой зависли, не успевает. Охреневает от
Дружининского выпада и снова слышит тишину.
Точно самоубийца. Нах*й послать его может только самоубийца.
Терзает Кузькин телефон непрекращающимися звонками. Увидит сегодня эту дуру – убьет. Но Кузька тоже не берет трубку.
В рот вашу мать! Надо было сразу спросить, где они. Не пытаться с Дружининой разговаривать. Она уже невменяемая.
Сколько ж она уже успела влить в себя? Хотя ей много и не надо.
Раза с двадцатого дозванивается до Наташки.
— Говори, где вы! — рявкает так, что у самого уши закладывает. Она лепечет что-то. Он с трудом разбирает ее слова. —
Сидите там и не рыпайтесь, поняла? Сидите на месте! — орет он. Тут же набирает Иванова: — Валера! Дуй в «Белку и
Стрелку»! Или кого-нибудь пошли, кто поближе! Сам? Давай сам. И смотри в оба, Валера, в оба! Я сейчас приеду!
Сейчас приеду. П*здец вам, держитесь, «белки»…
Бросает Радкин телефон на кровать и вздыхает. Ни хрена не облегченно.
Сбегает вниз, снова втискивается в кожаную куртку, визжит молнией и через пять минут уже несется по проспекту на
машине. Через пятнадцать минут Валера сообщает, что нашел Дружинину.
— Валера, ты только не подходи к ней, понял? — в который раз предупреждает он. — Смотри, чтобы ее никто не трогал.
Рада не знает Валеру, не видела. Он ее видел в «Эгоисте» несколько раз, а она его – нет. Поэтому не нужно, чтобы он
подходил к ней, разговаривал. Напугает еще, переклинит ее снова, и все, — Гера ее потом точно не соберет. Пусть уже сидит
со своей Кузькой там, накидывается, пока он сам не приехал. Сам ее заберет, Белку свою пьяную.
Не помня себя, Гергердт несется по мокрой дороге, забыв про правила движения и безопасность.
Дождь. Снова хлещет дождь. Уже снегу скоро выпадать, а у них все вода с неба. Все моет и моет. Будто что-то отмыть
получится. Снегом надо землю засыпать, тогда и вся грязь прикроется.
Паркуется около клоповника, в котором девки решили нажраться. Вздыхает глубоко, старается взять себя с руки.
Только холодок в районе солнечного сплетения не дает погрязнуть в бесконечной злости. Тревога его холодит, боязнь за
Раду.
Не идет сразу к барной стойке, где, по словам Иванова, разместилась честная компания, останавливается около
охранника. Тот напрягается, глядя в мрачное лицо Гергердта. Гера не спешит, светит перед рожей бритоголового визиткой.
— Фамилию узнаешь?
Тот вчитывается, разбирает золотистые буквы на черном фоне. Кивает.
Гера сует ему визитку в нагрудной карман пиджака.
— Я тут у вас пошумлю немного. Слегка. А ты не суетись. Завтра позвони, решим все миром.
Тот снова кивает, и Гергердт проходит в зал. Уши закладывает. То ли от нетерпения, то ли от громкой музыки.
Иванов молодец. Дал такие точные координаты, что по залу можно идти вслепую. Гера без труда находит Раду и ее
подружку. Дружинина точно не в адеквате уже. Локти на столе. Руками поддерживает голову, лоб опущен. Она сидит, не
шевелясь, смотрит в одну точку, в свой стакан. Или не смотрит. Гера не видит, открыты ли у нее глаза. Зато он видит, как
веселится Кузя, отхлебывая из узкой стопки, и, улыбаясь, жмется в какому-то долбо*бу справа.
Но улыбка ее сползает с намалеванного лица. Черты его, как будто опускаются, отплывают от страха, блекнут на глазах,
как только она замечает Геру. Видно, что она бы соскочила и унеслась куда-нибудь при его виде, но не успевает. Да и не в ее
состоянии делать такие резкие движения.
Гера хватает Наташку за горло, сжимает так, что у нее краснеют щеки и выпучиваются глаза.