— Я вижу. Выспалась?
— Не очень.
— И я, — многозначительно говорит он.
— Садись за стол.
Надо же, она еще улыбается.
Гера открывает ящик с ложками, достает запонки.
— Помоги.
Рада откладывает вилку и вдевает запонки в манжеты рукавов. И даже пальцы не дрожат.
— Галстук завязать? — спрашивает с мягкой улыбкой.
— Нет. Не стоит. А то, боюсь, для меня это закончится очень плачевно.
Рада поворачивается к нему спиной и наливает кофе. Игнорируя последнее замечание, накрывает на стол. Гергердт
беседует с кем-то по телефону, договаривается о скорой встрече. На Дружинину накатывает огромное облегчение.
Они завтракают молча. Обычно они что-то обсуждали, делились планами на день, сегодня нет.
— Это тебе так радужно вчера было, что пришлось тралики глотать?
Рада вскидывает зеленые глаза и еле сдерживает желание заглянуть под стол. Зачем-то.
Баночку с таблетками она нашла рядом с кофеваркой, и только сейчас вспомнила, что вчера уронила ее на пол.
— Так в чем секрет? — Гера достает из кармана цепочку, держит ее перед лицом Дружининой. Та смотрит на
покачивающуюся голову льва, как загипнотизированная. — В чем секрет? — повторяет он громче. — Так тебе понравилась?
Авторская работа. В единственном экземпляре. Я закажу тебе такую же. В чем дело? Говори, в чем дело? — давит
Гергердт. Не кричит, но его голос разрывает ей ушные мембраны.
Она начинает плакать. Слезы беззвучно катятся по лицу. Бегут рекой и не останавливаются. А Дружинина продолжает
завтракать.
Гера всякое видел. Истерики и слезы. Но никогда не видел, чтобы плакали вот так. Радка ест свой сырник и запивает его
не кофе, слезами! Он хватает ее за руку. Она всхлипывает. Нервы сдают.
— Прости, мне так жаль. — Тянется и проводит холодными пальцами по красной полосе на его шее.
Гера раздраженно сбрасывает ее руку. Он всегда злится, когда чего-то не понимает. И становится вне себя от злости,
когда его обманывают. Но, черт подери, ему надо уходить, и затевать этот разговор сейчас совсем не с руки. Не к месту.
— Мы позже поговорим. Сейчас мне нужно уехать. — Натягивает пиджак, небрежно сует в карман галстук.
Рада провожает его. Слезы так и не останавливаются. Не будет у них никакого разговора. Она ему сама все скажет, но
немного попозже. Пусть только глаза высохнут, а то в слезах говорить о расставании не очень удобно. Звучать будет
неубедительно.
Дружинина приезжает к Гергердту после обеда. Не дожидается, пока тот закончит свои дела. Хорошо, что утром он
разговаривал по телефону при ней. Она точно знает, что в это время он должен быть здесь.
Охранники не задерживают ее: уже привыкли к таким визитам, — поэтому Рада спокойно поднимается этажом выше. На
второй. Навстречу ей попадается разухабистая девица, шагающая по коридору с задумчиво-счастливым лицом.
Вышла она из кабинета Геры, само собой. Больше ей появиться неоткуда.
Рада вспыхивает, хотя ей не нужно волноваться. Она за утро столько в себе перекрутила, переварила… Решение принято.
Оно окончательное и бесповоротное, только надо сообщить о нем Гергердту. Или не надо? Уже сомневается, правильно ли
делает, что собирается сказать ему все в лицо, а не по телефону.
Кладет ладонь на ручку двери и медлит. Чувствует себя так, словно ее повесили на собственных нервах, но набирается
смелости и быстро заходит в кабинет. Сразу проходит дальше на несколько шагов от двери, точно боится сбежать раньше
времени.
Гергердт стоит к ней спиной, прямо у стола. Он по пояс голый. Рада видит его отражение в зеркало. Он удивлен. Явно не
ожидал ее. Держит у лица зажигалку, собираясь прикурить, но разворачивается и вытаскивает сигарету изо рта. Рада
смотрит на него, и что-то внутри обрывается. Ей всего лишь нужно сказать Гере, что между ними все кончено. Но от мысли,
что он трахался сейчас тут с той девкой, по спине проходит горячая волна. Румянец заливает щеки. Как он мог, после всего,
что между ними было… Хотя неважно. Но ноги сами несут вперед, и рука будто сама поднимается и бьет его по щеке.
Гергердт в недоумении. У него даже не находится слов, что кажется невозможным.
— Ты чё укурилась сегодня? — грубо спрашивает он и тут же зарабатывает вторую оплеуху. — А-а, то есть посуду мы не
бьем, если что — сразу по роже. Тоже вариант. Не знал, что ты любишь погорячее. — Зажимает сигарету губами и
подкуривает.
Рада теряет все слова. Заготовленный монолог рассыпается, превращаясь во что-то несуразное. На языке одни
междометья.
— Никого тебе «погорячее». Мы больше не будем встречаться. Все. Никогда больше не будем встречаться. — Почему-то
дыхания не хватает.
— А чего так? — как будто равнодушно спрашивает он, не вынимая сигарету изо рта.
— Я так решила. Повстречались и хватит.
— Решительная. Решила она.
— Я серьезно. Мы больше не увидимся. А тебе и скучать некогда будет, как я поняла.
— М-м-м, понятливая. — Выпускает дым. — И даже вещи свои из моей квартиры не заберешь?
— Нет, можешь их Петровне отдать, пусть загонит по спекулятивной цене.
У Гергердта звонит сотовый. Рада, воспользовавшись этим, спешит покинуть кабинет. У двери коротко кивает и бросается
прочь.
— Я задержусь, форс-мажор у меня, — говорит он в трубку. — Нет, не сильно. Не сильно… — выдыхает он и бросает
сотовый на стол. — Попил, бл*ть, кофе. — Кладет сигарету в пепельницу и поднимает со стола белую рубашку, которая лежит