совсем уж неожиданность, но других планов, кроме работы, на сегодня нет, а теперь их нужно придумать.
— Хм… Все уже придумано до нас, — усмехаясь, отвечает на звонок Гергердта.
Они договариваются о встрече — чего тянуть? — прямо сейчас, в «Эгоисте», в кафе. Гера как раз там, в клубе. Теперь
Рада знает, что этот клуб принадлежит ему. Он не так давно его приобрел. Забавно. Она, бывало, посещала это заведение.
Оно дорогое, но безопасное. И забавно, что там они бы никогда не встретились.
— Я приехала, — позже коротко сообщает Артёму и кладет трубку. Ненадолго застывает в холле перед зеркальной стеной.
Твердой рукой поправляет волосы, смотрит не размазалась ли тушь, хотя знает: тушь и подводка для глаз, которыми она
пользуется, не размажутся, даже если будет идти ливень.
Минуя гардеробную, Рада проходит в кафе. Следовало бы раздеться, но она не делает этого. Игнорируя молчаливые
(пока что молчаливые!) и возмущенные взгляды официанток, окидывает зал уверенным взглядом, выбирая место, чтобы
удобно усесться. Определившись с выбором, она двигается к столику. Бросает сумку на стул и тянет за пояс.
— Вы можете воспользоваться гардеробной, — вежливо подсказывает официантка. Но это, конечно, не подсказка и не
предложение.
— Благодарю, — мягко улыбается Рада и распахивает пальто. Невозмутимо снимает его и аккуратно устраивает на спинке
стула. — Мне кофе, пожалуйста.
Официантка, верно, ошеломленная такой наглостью, придумывает, как еще раз потактичнее намекнуть посетительнице,
что пальто нужно отнести в гардеробную. Не положено у них входить в зал в верхней одежде. Правила такие. Клиентка тем
временем, пренебрегая ее замечанием, переводит взгляд к выходу. Ее улыбка становится шире.
Девушка невольно следит за взглядом шатенки и безмолвно замирает, понимая, кому предназначена эта улыбка. А когда
Гергердт делает шаг в их направлении, она быстро отходит в сторону, растворяясь где-то между столиками.
Дружинина усмехается. Если бы она не знала, что Гергердт владеет этим заведением, она бы сегодня это поняла. И дело
не в том, что вошел Артём по-хозяйски. Гера всегда и везде себя так ведет. В его твердой походке, в каждом жесте, во всем
облике — вызов, а во взгляде уверенность, что все должны ему подчиняться. Он шагнул в зал, и атмосфера неуловимо
изменилась: бармен стал усерднее тереть барную стойку; официантки шире улыбаться, мягче и услужливее разговаривать с
клиентами. Такие изменения происходят только при появлении хозяина.
Рада не садится на стул, так и стоит у столика. Ждет, когда Гергердт приблизится.
Он подходит, роняет хриплое «привет», одной рукой чуть прижимает ее к себе за талию, подхватывает со стула пальто и
увлекает дальше, толкает к зоне с мягкими диванами. Там они и усаживаются, наконец. Рада вздыхает, а дыхание почему-то
дается с трудом, как будто она совершила пробежку.
— А поцеловать любимого? — Глумливо улыбаясь, он рассматривает ее.
— У меня губы накрашены.
— Не смертельно.
На ней белая блузка приталенного силуэта, — передние полочки декорированы планками гофре, а воротник-стойка
скреплен массивной сверкающей брошью.
Но не брошь и не эти мелкие складки главное украшение блузки — сама Дружинина. Она — главное украшение.
Великолепная. Идеальная. Чтобы завести мужика, Дружининой надо не раздеться, а одеться. Одеться и застегнуться на все
пуговицы.
Рада слегка хмурится. Взгляд приобретает остроту и напряженность. Но все же она касается небритой щеки. Подбородка.
Как будто думает, как поудобнее за него взяться. Наконец, целует, чуть сжав пальцами его челюсть. Целует осторожно,
мягко. Скромно. Гере больше и не надо сейчас, просто почувствовать ее губы.
Со вздохом она отстраняется.
— Все? — спрашивает Артём, стерев следы ее помады со своих губ.
— М-м-м… Нет.
— Сотри сама, — просит он и смотрит ей в глаза.
А Рада, стараясь не смотреть на него, берет чистую салфетку, но тут же откидывает ее. Подносит руку лицу, замирает на
секунду нерешительно и стирает с его губ остатки помады.
— А пообниматься? — усмехаясь говорит он. — Не соскучилась? Я – уже. Хочу тебя потрогать. Я тебя вообще хочу. —
Ничуть не заботясь, что они на людях, он жадно припадает к ее шее. Целует, вдыхает островатый будоражащий запах.
— Может, мы все же сначала хоть кофе попьем? — шепчет она, даже не пытаясь сопротивляться натиску Гергердта.
Бесполезно. Далеко он все равно не зайдет, не завалит же ее на диван прямо тут. — Вон, уже несут.
— Кофе, кофе… — вздыхает Гергердт и задерживает ладонь у нее на бедре. — Много кофе пить вредно.
— Жить на свете тоже вредно, Гера. — Кладет ногу на ногу и зажимает его ладонь между бедер. Улыбается. Берет свою
чашку.
— А что это ты так рано сегодня освободилась?
— У меня же особые привилегии, — смеется Дружинина. — Шутка. Я уволилась, Гера.
— Радужно.
— И мне. Я теперь безработная. Спасай, Гера. Кто теперь будет меня кормить? Спасай, а то мне придется сдать в ломбард
все свои драгоценности. — Указывает взглядом на свои золотые часы и кольцо на руке.
Гера усмехается и отпивает кофе.
— У тебя будет все, что ты только пожелаешь. Все.
Она вздыхает.
— Шуба у меня уже есть. Я, кстати, забыла тебя поблагодарить. Спасибо. Она мне нравится. Как ты ее купил? Угадал с
размером, ростом. Поразительно.
— Ничего поразительного. Нашел продавщиху твоей комплекции, она мне все перемерила, я выбрал.