Перерыв на жизнь - Страница 44

К оглавлению

— Тебе плохо. Тебя тошнит. Надо вырвать. Чтобы все вышло. Давай. — Пригибает ее.

— Я не могу, — хнычет. Но главное, не сопротивляется, не паникует. Им только сейчас флешбэка не хватает для полного

счастья.

— Давай. Два пальца в рот.

— Я не могу. — Она хнычет. Начинает плакать. — Не могу-у-у… — стонет и сплевывает слюну. У нее полный рот слюны.

— Интеллигенция, мать твою, сначала блевать научись, потом водку жрать будешь.

Немного надавливает ей на челюсть, и когда она приоткрывает рот, глубоко засовывает пальцы, раздражая корень

языка.

Ее выворачивает. Наконец-то. Скручивают мощные судороги, и она плачет, едва успевая дышать между рвотными

спазмами. Когда опустошается полностью, он дает ей полотенце. Она прячет в него лицо и воет. Воет в махровую ткань и

бубнит что-то непонятное.

Гера ее не слушает. Он идет на кухню, приносит ей мутноватый раствор.

Раде так плохо, что она не сопротивляется. Пьет, чтобы прогнать кислоту, что обожгла носоглотку и горло. Все выпивает и

снова склоняется над унитазом. Потом снова пьет…

Дождавшись окончания рвотной агонии, Гера оттаскивает Раду на середину ванной комнаты и укладывает прямо на пол.

Она снова замолкает, закрывая глаза. Он принимается расстегивать пуговички на ее черной рубашке.

Сдохнуть можно, пока их все расстегнешь!

Ухватывается за края полочек, разрывает блузку. Пуговицы разлетаются в разные стороны и со звоном прыгают по

мрамору. Сдирает с нее джинсы и белье. Затаскивает в душ и включает воду.

Холодная вода сразу приводит Дружинину в себя. Она встряхивается, начинает дрожать и скулить. Жалуется, что ей

холодно и просит отпустить. Но Гера не отпускает. Он крепко держит Раду, прижимая к себе спиной. Обхватывает руками ее

тело, сдавливает железными тисками. Хорошо, что сам не разделся, так держать удобнее. Ее голое мокрое тело не скользит

по нему.

Она все плачет. И начинает злиться. Значит, в себя приходит.

— Отпусти меня… мне холодно. Ты изверг…

— Я хуже.

— Как я вас всех ненавижу. Все вы мужики суки, мрази, как я вас ненавижу. И ты такой же!

— Я хуже. Заткнись уже.

— Я того мальчика Геру люблю, а тебя я ненавижу! И вообще, я тебя бросила!

— Угу, — гмыкает он и прибавляет холодную воду, струи становятся ледяными.

Радка замолкает стучит зубами и скулит. Может, и сказала бы чего, но не может. Язык от холода не ворочается, у него,

собственно, тоже.

Гера стоит с ней в ледяном душе столько, сколько сам может выдержать. Потом выключает воду. Непослушными руками

оборачивает вокруг ее дрожащего бесчувственного тела полотенце. Сбрасывает с себя мокрую одежду. Тащит Радку в

кровать. Она все скулит как собачонка. Он заворачивает ее в одеяло. Оно тонкое. У него где-то было теплое одеяло.

Натягивает теплый свитер и сухие джинсы. Замерзшие пальцы еле справляются с пуговицей на поясе. Ищет толстое

одеяло, стаскивает его с самой верхней полки одного из шкафов гардеробной. Возвращается в спальню. Включает

светильник.

— Не спать! — Заворачивает Раду в одеяло. У нее стучат зубы. Ее колотит от невыносимого холода. Она вся сжимается,

ёжится. Но это уже не смертельно.

Теперь дает Раде активированный уголь. Она глотает черные таблетки, запивает их водой, начинает икать. Артём

оставляет ее ненадолго и спускается на кухню. Кофе. Срочно нужен кофе. Много. Ей еще рано спать. Надо, чтобы пришла в

себя, начала говорить связно, связно думать. Хоть немного.

Приносит кофе. Он горячий, его невозможно пить. Мешает ложечкой в кружке. Громко стучит по краю.

— Не спать!

Дружинина морщится от резких звуков.

— Голова болит.

— Отлично. Отходняк пошел. Ну-ка, скажи мою фамилию? — тестирует на трезвость.

— Гер-р…

Конечно. Она свое-то имя не в состоянии произнести, не то что его фамилию.

— Давай. Попей. — Приподнимает ее, усаживая на кровати.

Рада берет кружку дрожащими руками. Гера придерживает ее, чтобы она не опрокинула кофе на себя. Она пьет мелкими

глотками. Кривится, морщится, иногда икает, но пьет. Он же горячий, а ей так хочется согреться, чтобы зубы не стучали, и

руки не дрожали.

— Песни пой давай, анекдоты рассказывай. Не спи с кружкой.

Дружинина вздыхает. Когда немного согревается, начинает говорить. Рассказывать всякий бред. Он задает ей вопросы.

Ему все равно, что она говорит, главное, чтобы не засыпала. Ей еще рано.

Рада рассказывает, что увлеклась кулинарией, когда сидела дома. Что-то надо было делать, вот и готовила, пока родители

были на работе. А отцу нравилось, он хвалил. Она еще больше старалась, а потом правда пошла на курсы.

Она много чего говорит и вдруг обрывает разговор, начинает выкарабкиваться из одеяла, спускает ноги на пол.

— Ты куда?

— Надо.

— Куда – надо?

На ногах же не стоит.

— Блин, ну, надо мне... в туалет.

— Пошли, — подхватывает ее на руки.

Она возмущается, вцепившись в полотенце, чтобы то не свалилось:

— Я сама!

— Ты-то да-а-а…

Ставит Радку на ноги только у двери в туалет.

— Давай, накидку свою задрала и вперед.

— Гера, уйди!

— Я сейчас уйду, а ты долбанешься башкой о мраморный пол.

— Уйди, я так не могу, — причитает она.

— Я за дверью.

— Не надо за дверью, иди в спальню.

Гера не спорит с ней, заталкивает ее в туалет, задирает вверх полотенце, усаживает на унитаз и оставляет одну. В спину

ему доносятся какие-то ругательства…

Снова очутившись в кровати, Рада прячется в свой уютный кокон из одеяла.