***
Рада сидит на кровати. Она после душа, волосы уже высохли. На ней черная футболка с распятьем. Нужно же было надеть
что-то на себя, майка залита кофе, вот и схватила, что первое попалось на глаза. А Гергердт все спит.
Пока он спал Рада, наконец, исследовала его квартиру, походила по первому этажу, заглянула в комнаты. Поняла, почему
раньше не видела кошку. Кошка, оказывается, живет в кабинете Геры. Есть у него в квартире что-то вроде рабочей комнаты.
А вообще, жилище Геры похоже на пещеру. Все темное, много отделки из натуральных материалов: камень, дерево. Даже в
спальне черные стены. Умом тронуться... Но планировка такая, что не гнетет этот цвет, успокаивает. Нет двери, нет
закрытого пространства. Как будто стены одной нет.
— Артём, — зовет Рада, касаясь губами его шершавой щеки, — тебе твои шлюшки завтрак делали? Тебе кто-нибудь варил
кофе в турочке с корицей? У тебя есть турочка?
Гера лежит на животе, заложив руки под подушку.
— Нет, — хрипло отвечает, не открывая глаз.
— Надо купить. Нет, я сама куплю. Ты же ничего не понимаешь в турках. У меня есть новая, керамическая. Буду тебе кофе
варить с душой. А кофемашина — это машина.
Он усмехается, шевелится, перемещает руки немного вверх и подтягивается выше на подушке. Рада смотрит на его широкую
спину. Подбирается поближе, проводит ладонью вдоль позвоночника. Задерживает руку на пояснице. И отдергивает ее. У
него там два широких шрама. Только она набирается смелости спросить, откуда они, краем глаза замечает кошку и
отвлекается. На эту кошку невозможно не отвлечься. Она двигается к кровати. Но так странно идет, подтаскивая задние
лапы. Почти их не разгибая.
— Артём, у тебя кошка заболела? Она болеет?
— Если заболела, пусть сдохнет.
— Гера! Как ты можешь? Что с ней?
— Вот ты суетливая с утра. — Он со вздохом переворачивается на спину. — Олька уже здоровая. Она просто хромает. Она
всегда будет хромать.
Рада не отрывает взгляда от Оли. Та, доковыляв до кровати, приседает на месте и щурится. Улыбается.
— Она не хромает. Она еле ходит.
— Ну, вот такая она у меня калека.
— А что с ней случилось? — Протягивает руки и гладит кошку по голове.
— Не знаю. Я ее котенком нашел. Забилась под колесо. То ли лапы перебили, то ли наехали.
— И ты оставил ее себе?
— Хотел Петровне подогнать подарок. Отвез в ветеринарку, потом пока таскался с ней, лечил, привык, не стал отдавать.
Петровне животных опасно доверять, еще молотком огреет. Она бабка темпераментная. Вылечить — вылечили, но вот
лапы Олька все равно таскает и прыгать не умеет. Зато по-пластунски только так. Как она вчера к тебе подкрадывалась, это
надо было видеть, — смеется.
— Хорошая киса, иди ко мне.
— Не тащи ее в кровать, — строго предупреждает Гера.
— Как это не тащи? — улыбаясь, бормочет Радка и берет животное на руки. — Смотри, какая она ласковая. Ей так хочется,
чтобы ее погладили.
— Потом шерсть везде будет. Грязища.
— Ничего страшного, Петровна приберется. Киса, не слушай своего хозяина. Он ничего не понимает. А почему ее Оля зовут?
— Потому что Олимпиада она, потому и Оля.
Рада заливается смехом.
— А почему Олимпиада?
— Ну, не Контрреволюция же. Ты посмотри на нее, она все виды спорта прошла. Как пить дать, с шестом прыгала.
— Артём, ну что тебе приготовить на завтрак? — Рада с наслаждением гладит мягкую шерсть, еще раз отмечая, что кошка у
Геры очень ухоженная, вычесанная. У нее выстрижен животик, и шерсть на лапках. И в районе шеи, где ошейник — тоже.
— Секс у меня обычно на завтрак. — Он откидывает одеяло. Иди ко мне, Рада. Рада слаще мармелада…
Впрочем, он ее не приглашает, а сбрасывает кошку на кровать, подхватывает девушку за талию и усаживает на себя.
Пытается задрать футболку. Помнит, какая Рада была вчера после секса. Смятенная, глубоко ошеломленная. Дрожащая.
Хочет увидеть ее такой снова. Рассмотреть при свете дня. Почувствовать все еще раз.
— Я так не могу… — легонько бьет его по руке, — при Ольке. А вдруг она меня укусит.
Артём тянется за одеялом и накидывает его на кошку.
— Не укусит. Теперь она будет сидеть тише воды, ниже травы, чтобы ее из кровати не выкинули.
— Ладно тогда. — Рада быстро стаскивает с себя футболку и трусики.
Гера заваливает ее на кровать, прижимается всем телом. Дружинина шире раздвигает ноги под его тяжестью. Рвано
вздыхает. Он припадает губами к бьющейся жилке на ее шее. Втягивает кожу. Не целует — всасывается.
— Гера, это... — впивается ногтями в его спину.
— Что? Плохо? Безвкусно? Грязно? Да, это ужасно пошло — ходить с засосами. Ты будешь вся в засосах. Вся.
— Гера, — чуть слышно говорит она, — ты – животное...
— Тебе это нравится.
— Еще не разобралась.
…Гергердт так и не сказал, чего хочет на завтрак. Ну, ладно. Значит, будет есть то, что нравится Раде. А Рада ужасно
голодна и хочет яичницу с луком.
Пока Гера в душе, она жарит яичницу и варит кофе. Находит в холодильнике творожный сыр, мешает его с зеленью, делает
бутерброды. Черт его знает, будет Гера это есть или нет, но сам виноват. Надо яснее озвучивать свои предпочтения. Ну,
ветчину и колбасу он точно будет. Ни один нормальный мужик от мяса не откажется.
Рада накрывает на стол. В голову лезет шальная мысль, и Дружинина хватает свой мобильный. Пишет Артёму сообщение:
«Понравилось?»
Через несколько минут приходит ответ. Рада улыбается и читает:
«Эпично. Драматично. Почему пришла?»