Радка снова заливается радостным смехом. С ним она заметно сбрасывает напряжение. Глубже вздыхает, свободнее. Рука
перестает тянуться к шее, чтобы прикрыть ее.
— Кстати, про сыр с плесенью, — говорит, успокоившись, но с яркой улыбкой на лице. — Сейчас я сырка тоже постругаю.
Видать, не углядела его Петровна. Люблю такой. Синюю плесень особо уважаю. А горчица есть? И нож мне дай. Где у тебя
нож?
— Есть. Там в дверце где-то горчица. — Гера поднимается, достает из ящика нож, разделочную доску и пару тарелок. —
Может тебе и водки налить? А то кто ж холодец без водки ест?
— Ага, вдруг подавлюсь, а запить нечем.
Гера усаживается на место и наблюдает, как на столе одна за одной появляются тарелки с закусками. Все красиво,
аккуратно. А главное, быстро. Будто Радка в жизни только и делала, что столы сервировала.
— Ну, вот, — вздыхает она, возвращаясь на свое место. Оглядывает стол и хмурится: — Давай свою водку. Это же не еда, а
закуска.
— Точно? — переспрашивает Гера с ухмылкой.
— Точно. Мне надо выпить. Я же не каждый день мужиков меняю.
— А-а, так вот в чем дело, а я думал ты ко мне холодца поесть приехала.
Гера выставляет на стол бутылку водку и две рюмки.
— А я не сказала, зачем приехала? Надо же, забыла. Я буду с тобой пять месяцев. Начиная с сегодняшнего дня, — кивает
она и отпивает половину рюмки. — Только вымойся, Гера. Перед тем как мы ляжем в постель. Мне не нравится запах твоей
туалетной воды. Она отвратительная. Выброси ее в мусорное ведро. Прими душ, Гера, отмойся от своих шлюх, ты же целых
пять месяцев будешь спать с хорошей девочкой.
Гергердт смеется и опустошает свою рюмку.
— Еще что сделать?
— Ешь, Гера. Закусывай холодцом. Целоваться мы все равно не будем. Я тоже не люблю этого. Еще не встречала в жизни
ни одного мужика, который умел бы нормально целоваться.
— А что хороший и чуткий любовник Антошка не вытягивает?
— Не-а, — Дружинина смеется и закусывает губу. — Антошка тоже все мимо.
— Как скажешь, Радка-мармеладка, можно и без поцелуев. Как скажешь. Как хочешь.
— Гера, ты чё не в тренде? Кто так шарф носит? — Рада тянется вперед, обматывает лиловую ткань вокруг его крепкой
шеи. Веселится. Ее глаза блестят, светятся глубинным светом. Губы поджаты, тщательно сдерживают улыбку. — Мы совсем
не знаем друг друга… что нам нравится.
— Узнаем, — беспечно отзывается Гергердт и сжимает ее запястья.
У него такие горячие ладони. Это тепло струится по ее коже, вверх по рукам, до самых плеч. Ей совсем не привычны такие
прикосновения, а надо привыкать.
— Я могу точно сказать, что мне не нравится. Наверное, лучше с этого начать.
— Давай начнем с этого, а то нам в постели спорить некогда будет.
Гера отпускает ее руки и наполняет свою рюмку водкой. Рада кивает, подвигает к себе свою полупустую. Там водки на один
глоток, но ей хватит. Она не привыкла к таким крепким напиткам.
—У нас с тобой точно не будет анального секса, даже не мечтай. Я никогда не буду делать тебе минет, стоя на коленях. И
сзади мне тоже не очень нравится. Вот такие у меня пунктики, — рассказывает она обыденным тоном.
Забавно. Рада сидит перед ним в майке и джинсах. И в этой майке она чувствует себя неуютно. Ее выдают случайные жесты.
И меж тем она спокойно рассуждает о сексе. Оральном и анальном. Забавно.
— Ладно. Может не сдохну я за пять месяцев без анального секса, — ухмыляется. — А не на коленях?..
Дружинина облизывает губы и мягко улыбается.
— Если будешь хорошо себя вести.
Гера запрокидывает голову и хохочет. Так с ним еще никто не договаривался.
— О, я буду хорошим мальчиком!
Его резкой смех будто взрывается в воздухе. И у нее внутри, у Рады, от него что-то взрывается, ломается, рушится. По
венам течет долгожданное тепло, и ладони становятся приятно горячими. Она уже готова лечь в постель.
Ей все это время было трудно принять, что тот Гера – это этот Гера. Что мальчик Артём Гергердт снова зачем-то появился
в ее жизни. Все казалось, что привиделось все, их встреча, так не бывает в жизни. Но так бывает. Мальчик из прошлого и
этот мужчина – один и тот же человек. Ее Гера снова с ней. Он другой. Опасный, неулыбчивый, наглый, прямолинейный до
жестокости, но все равно — это ее Гера. Он вернулся, и он ей нравится. Она не просто смогла бы с им переспать, она очень
хочет с ним переспать. Ее неумолимо влечет к нему, отрицать бесполезно.
Рада вдруг с визгом соскакивает со стула и отбегает от стола. Морщась хватается за укусанную пятку.
Гергердт хохочет.
— Что за… — выдыхает Дружинина. — Гера, у тебя есть кошка? Гера, это твоя кошка?
— Моя. Вот вы и познакомились. Долго она тебя изучала.
— А что она такая злая? Кусается… — смотрит на себя. Вся майка залита кофе. Свою чашку перевернула, когда слетала со
стула.
— Нет, она не злая. Она трусиха страшная.
— Ты не злая? — Рада улыбается. Присаживается на корточки и осторожно гладит трехцветного перса. Кошка пушистая,
ухоженная; на ней красивый кожаный ошейник с камешками. Она довольно щурится от прикосновений. Как будто улыбается.
— Спасибо, Оля, а то хрен бы я дождался окончания этих посиделок, — довольно говорит Гера.
Рада тут же вскакивает на ноги и не успевает опомниться, как его руки проворно задирают на ней майку. Она остается в
бюстгальтере. Он белый, гладкий. Правильный. Под такие майки носят именно такое белье. И трусики на ней, наверное, тоже
такие же — белые, гладкие. Гергердт бы сам хотел их снять.
Артём притягивает девушку к себе, перехватывает за талию, просовывает ладони за пояс джинсов. Чувствует пальцами